Эммануил Виторган: Стыдно быть несчастливым

У этого актера  амплуа героя-любовника. Но он переиграл в кино и на сцене и множество других ролей, в том числе и преступников. В нем отрицательное обаяние. Есть такое понятие в кино: вроде бы лицо негодяя, однако чертовски симпатичного. Но кого бы он ни играл – доблестного полковника Чагина («Тревожное воскресенье») или мерзавца Савиньи («Ларец Марии Медичи»), в жизни он один –  уравновешенный, интеллигентный, вальяжный и задумчивый. Настоящий джентльмен из аристократического британского клуба.

У вас в роду аристократов не было? Очень внешность у вас аристократическая.

Да бог с вами, какие аристократы! Отец был крупным советским хозяйственником, мама работала по технической части. Мой старший брат Владимир тоже выбрал нормальную профессию, став инженером-энергетиком. Но, как говорится, в семье не без урода – это я о себе.

Потому что стали артистом?

Конечно. С четвертого класса я стал ходить в драматический кружок во Дворце пионеров. Родители ничего не имели против… Вернее, они этого просто не понимали, хотя гордились, что я играю главные роли.

Эммануил Гедеонович, почему вас так назвали? Имя достаточно редкое.
Почему же редкое? Эммануилом звали Канта, между прочим – так звали и Иисуса Христа. Мне это имя досталось в память о мамином брате, которого убили во время погрома в Одессе. Семьи моих родителей огромные, у отца было десять сестер и братьев, а у мамы – одиннадцать. Когда я приезжал на каникулы в Одессу, не успевал у всех родственников в гостях побывать. Все они, кстати, так и остались в Одессе, только мои родители оттуда уехали.

С таким именем вы в детстве наверняка не избежали различных кличек...
Класса до четвертого я был довольно упитанным, и меня дразнили Бочканом. Это продолжалось недолго, потому что очень скоро я здорово вымахал и получил новое прозвище – Гипотенуза. Но все-таки обычно ко мне обращались по имени, называя Эм или Эммочка.

А спортом занимались?

Еще как! У меня же был первый разряд по волейболу, баскетболу, плаванию, я был чемпионом Российской Федерации среди школьников по водному поло. Так что спорт в моей жизни занимал очень большое место. Возможно, благодаря ему я и сейчас держусь на ногах.

После окончания Ленинградского института театра, кино, музыки и кинематографии вы сразу попали в БДТ к Товстоногову?

Да нет, не сразу. Мы всем выпуском поехали в Псков, в драматический театр, где организовали свою молодежную труппу. Молодые, горячие, полные энтузиазма…  Весь день в театре, даже по ночам репетировали, думали горы свернуть… Но потом я перешел в питерский «Ленком», где и встретился с Георгием Товстоноговым. Он у нас поставил «Вестсайдскую историю» Леонардо Бернстайна (между прочим, первый мюзикл на советской сцене) и «Униженные и оскорбленные» по Достоевскому. Кстати, в тех спектаклях я играл главные роли.

И здесь вы встретили главную любовь своей жизни – Аллу Балтер…

Хотя влюбляться мне было нельзя: у меня была жена, росла дочь. Ради Аллы я оставил семью – это мой самый большой в жизни грех. Алла в то время была уже свободным человеком.

Вам из-за этого пришлось уехать из Ленинграда в Москву?

Да, именно поэтому.

Это не выдумка, что когда-то вы подарили ей алые паруса?

Нет, не выдумка. Конечно, настоящие алые паруса я подарить не мог, так как жили мы всегда очень скромно. Но получилось так, что когда мы с друзьями отдыхали в Варне, в Болгарии, 23 августа, как раз в день рождения Аллочки, я случайно увидел в море яхту с алыми парусами. Сначала не поверил своим глазам, а потом договорился на пристани с ребятами, что они дадут нам возможность отметить праздник на этой яхте. И вот мы, накупив игрушечных дудочек и барабанов, поехали на пристань. Прохожие с удивлением смотрели, как взрослые люди под аккомпанемент дудок и барабанов едут на детском трамвайчике. Мы приехали на пристань, где нас уже ждала яхта. Никогда не забуду, какими глазами смотрела на это чудо Аллочка. В конце концов, не выдержав, она заплакала от счастья…

Ваш тридцатилетний семейный союз с Аллой Балтер считали в актерской среде безупречным. О вас никогда не ходили сплетни, пересуды. Неужели все было так хорошо?

Да по-разному было, как и в любой семье. Мы всю жизнь прожили в общежитиях и коммуналках. В нашей маленькой комнатке общежития кроватка сына стояла у нас за шкафом. Первый ордер на квартиру я получил, когда мне было уже сорок лет: нас обманули, пообещав дать квартиру через год после переезда в Москву.

Но о вас ходили разговоры как об очень обеспеченных людях.
Мы играли главные роли, я очень много снимался в кино, так что можно было подумать, что у нас много денег. К тому же мы всегда жили очень независимо, никогда ни у кого ничего не просили. Только когда Максиму настала пора идти в школу, пришли к руководству: пора, мол, и нам дать отдельную квартиру, на что оно очень удивилось: как, вы живете в общежитии?.. Потом  еще многие удивлялись: «Неужели вы ездите на обыкновенных Жигулях?» Но все эти разговоры нас не интересовали, потому что на первом месте у нас всегда была работа.

Вы что-нибудь перенесли из родительской семьи в свою?

Любовь. В нашей семье никогда не повышали голос, никогда не было конфликтов, и это нормально, когда люди живут друг с другом, и живут хорошо. Нормально любить друг друга, нормально иметь детей. Нормально не расписывать то, что обязан делать каждый, а взять и сделать так, чтобы любимому человеку было хорошо.
 
Вы в быту привередливы?

Нисколько. Готовила в основном Алла, я покупал продукты. В плане еды я неприхотлив. Для меня главное, чтобы на столе была жареная картошечка – это мое любимое блюдо.

Слышал, что благодаря жене вы попали в театр имени Маяковского.

Мы сначала служили в театре имени Станиславского. И как-то мне передали, что со мной хочет встретиться художественный руководитель театра имени Маяковского Андрей Александрович Гончаров. При встрече он предложил мне перейти к нему. Но узнав, что у меня жена тоже актриса, заявил, что ему надоели семейные пары. Мы с ним мило расстались. А потом из театра ушла Татьяна Васильевна Доронина, без героини остались два потрясающих спектакля: «Кошка на раскаленной крыше» и «Да здравствует королева, виват!». Гончарову предложили кандидатуру Аллы. Она  очень понравилась Андрею Александровичу. Когда они уже обо всем договорились, Гончаров поинтересовался, кто у Аллы муж. Узнав, что Эммануил Виторган, пригласил и меня. В этом театре я отслужил 24 года.

А сейчас там больше не служите?

Нет, из театра я ушел. Занимаясь только делом, я никогда не влезал ни в какие склоки, мне это неинтересно. Поэтому когда в театре имени Маяковского возникла ситуация, которая для меня оказалась нетерпимой – я имею в виду политику нового художественного руководителя, пришедшего после Гончарова, – я ушел. И нисколько об этом не жалею. Сейчас я занят в потрясающих антрепризных спектаклях. Один из них, «Он, она и Дженни» драматурга Саймона, посвящен памяти Аллочки.

Вы в жизни человек такой положительный, а в кино постоянно играете отрицательных персонажей.

В театре в этом смысле мне повезло больше: я играл разноплановые роли, и положительные, и отрицательные. А в кино, действительно, у меня больше отрицательных ролей. И в этом, наверное, больше виноват я сам, потому что часто отказывался играть положительных героев. Отрицательные роли писатели, сценаристы выписывают гораздо интереснее. Актеру есть что играть, что проживать.

А еще – мне важно показать людям, что такое зло, – ведь мы должны помогать друг другу, а не рвать один другому глотку…

Вы помните свою первую роль в кино?

То, что мне пришлось делать на экране, ролью назвать трудно. В финальной сцене известного детектива «Два билета на дневной сеанс» я изображал мужа Инки – эстонки, которую играла Людмила Чурсина. Причем оператор снимал меня только со спины. У меня даже текста не было. Потом лет десять мне ничего в кино не предлагали. И вдруг позвонили из группы телефильма «И это все о нем», который снимал режиссер Игорь Шатров по роману Виля Липатова. Мне предложили роль уголовника Глеба Заварзина. Я придумал ему такую блатную кепочку, особый говорок… После этой роли меня, как говорится, и «заметили». Стали узнавать зрители, пошли предложения от режиссеров.

Вы можете назвать себя смелым человеком?

Не знаю.

Как же не знаете, когда смогли выбить из рук хулигана пистолет?

Так это было уже давно, в Ленинграде. Я ехал в троллейбусе, и какой-то парень, судя по всему, сильно подвыпивший, стал вести себя очень агрессивно. На остановке я вышел из троллейбуса, он следом за мной. Неожиданно я увидел у него в руках пистолет. Чисто автоматически  я выбил у него оружие и выбросил в реку. Видимо, сказалось, что я все-таки много лет занимался спортом. Это случилось настолько быстро, что парень даже не понял, что произошло.

А что за случай, когда вас чуть не ограбили?

Сначала расскажу предысторию. Мне предложили приехать с творческим вечером в тюрьму. Я согласился. В Твери меня привезли в  колонию строгого режима, где находились матерые преступники. Я общался с ними несколько часов – кстати, вечер получился очень интересным. И вот спустя несколько лет я ехал в троллейбусе домой, на Краснопресненскую набережную. Рядом со мной сел какой-то мужчина и спросил, который час. Я посмотрел на циферблат своих часов «Сейко», которые мне привезли друзья из Франции, и ответил ему.  «Какие хорошие часики, давно их носишь?», –  спрашивает он. Я сказал, что недавно, и неожиданно услышал: «Поносил? Ну и хватит, снимай, не то перо в бок!» Какое перо? Я ничего не понял и повернулся лицом к своему соседу. Последовала пауза, после которой мужчина вдруг сказал: «Извини, брат, ты выступал у нас в тюрьме, мы с тобой там разговаривали, общались. Хочешь, я сейчас у остальных пассажиров сниму часы и отдам тебе?» Я замахал на него руками. «Ну, давай хоть до дома провожу!» Я снова отказался. «Тогда давай выпьем вместе пивка!» Подошли к ларьку, выпили пива, он еще раз извинился и попрощался.  

Слышал, что вы в молодости танцевали на столе.

Я и сейчас могу это сделать.

А слухи эти идут с тех пор, когда я читал стихи своего друга, замечательного драматурга Александра Моисеевича Володина, под степ. Так вот как-то раз меня пригласили выступить в обкоме партии. А так как в зале пол был застлан коврами, я, недолго думая, вскочил на стол и стал читать стихотворение Володина, при этом отбивая чечетку. Сначала все были ошарашены, но потом стали аплодировать.

Несколько лет назад на Мосфильмовской улице, где находится Аллея звезд, торжественно заложили памятную плиту – вашу и Ларисы Удовиченко. Как вы отнеслись к этому событию?

Это очень почетно для меня. Я благодарен за то, что так высоко оценили мою работу.

Вы одобрили решение сына стать артистом?

Мы с Аллой были против этого. Знали, как зависима эта профессия, ведь далеко не каждому может повезти так, как  нам. Максим учился в английской спецшколе, там даже «Гамлета» ставили на английском языке... Но сын не говорил о том, что собирается в артисты, в школе его интересовала юристпруденция. Мы думали, что он будет поступать в МГУ, но, когда с Аллой уехали на гастроли, Максим сдал экзамены в Академию театрального искусства.

Спектакль «Шаман с Бродвея», в котором вы играли с сыном, Алла успела увидеть?

Мы начали его репетировать, когда Аллочка еще была жива, так что она его видела. Потом спектакль «Шаман с Бродвея» мы посвятили ее памяти.

У вас в свое время ведь тоже были серьезные проблемы со здоровьем?

Да, мне пришлось лечиться в онкологическом центре. И Аллочка вместе с врачами буквально спасла меня. Ее желание, чтобы я не ушел раньше, победило. Она прочла о моей болезни все, что только было можно, знала о ней, наверное, даже больше, чем врачи… Во многом благодаря ей я семнадцать лет после перенесенной болезни и живу. А вот ее спасти я не сумел. Она болела три года. За это время я обращался ко всем лучшим врачам (и не только в нашей стране), но помочь ей так и не смогли… Аллочка перенесла несколько серьезных операций, об этом знали только близкие люди. Даже будучи тяжелобольной, она все равно продолжала играть, настаивала на том, чтобы операции ей делали во время отпуска. На открытие сезона в театре ей каждый раз говорили: «Аллочка, как вы замечательно выглядите!», а она только с больничной койки. Алла безумно любила свою профессию.

У вас сейчас новая супруга. Чем вас околдовала Ирина?

Слово «околдовала» здесь вряд ли подходит – у меня возраст уже не тот, чтобы меня можно было околдовать. Так случилось, что в один год  ушли мои самые близкие люди – мама, папа, Аллочка…  Это был очень тяжелый период, я плохо себя чувствовал. В это время мне звонило множество женщин с различными предложениями, пришлось даже отключить телефон… А с Иришей мы были знакомы еще когда была жива Аллочка, правда, общались редко. Когда у меня случилось горе, она меня буквально спасла, причем – ничего не требуя взамен. Потом наступил момент, когда я ей сказал: «Похудеешь, я на тебе женюсь». Она похудела, и мы поженились… Правда,  со временем она все-таки набрала эти килограммы…

Иришка из Юрмалы – по профессии музыкант. Со временем у нее открылись потрясающие способности деловой женщины, пятнадцать лет назад она открыла свое театральное агентство. Она очень энергична, настоящий вулкан, и просто замечательный человек, в чем-то, по своим внутренним качествам, она напоминает мне Аллочку: такая же отзывчивая, заботливая, добрая. Я за ней, как за каменной стеной. Мне с ней очень комфортно. Ирина сделала так, что я могу заниматься только своей профессией, творчеством, хотя официально и являюсь соучредителем одного из направлений ее бизнеса: химчистки. Я в этом ничего не понимаю. Единственное, что я сделал, это сказал: «Ребята, повесьте на химчистке плакат со словами «Обчистим всю Россию».
 
После женитьбы круг вашего общения изменился?

Несомненно, он стал шире, у Иришки много хороших друзей. Вот, видите, вся стена увешана фотографиями? На них наши друзья, люди самых разных профессий. Мы часто встречаемся в компаниях, и каждая встреча доставляет нам радость общения.

Как сын принял ваш новый брак?

Очень сдержанно. Но сейчас он с Иришкой общается даже больше, чем со мной. Так что верно, что время все сглаживает.

Сколько у вас всего детей?

Двое. Дочь Ксюша – от первого брака,  Максим, как я уже говорил, наш с Аллочкой сын. С дочерью мы много лет не общались. Бывшая жена мне запрещала это делать. Хотя я понимаю Тамару, ей было больно пережить мой уход из семьи. И я очень благодарен Иришке, которая сделала все, чтобы я снова стал общаться с дочерью. Сейчас Ксения – директор Дома культуры на острове Валаам. Мы с Иришей ездим туда каждое лето.
Я уже четырежды дед, у дочери и сына по двое детей. Но должен сказать, дед я не очень хороший – редко вижу своих внуков, так как очень занят.

Вы считаете себя счастливым человеком?

Знаю только одно – стыдно быть несчастливым.

Леонид Гуревич